В капсулах было одна-две сотни человек. У северян поменьше, у негров - вообще под 300.

Я что то карту не могу найти с расселениями, добряне это северяне "спустившиеся вниз"? Жара не даёт нармально начать писать 

Б-гомерзкий баннер с задницами из ололодов! Он как бы намекает..
Доколь мы будем терпеть это безобразие?

- Пожалуйте сюда, ваше светлость.
Слуга посторонился, пропуская священника внутрь комнаты. Точнее даже не комнаты, а камеры. Комнаты остались наверху, в добротном каменном здании начальства данной крепости.. Здесь же, в глубинах местной тюрьмы, были только камеры: каменные мешки без окон, в которых заключенные годами жили, не видя света.
Темноту комнаты разгоняло несколько огоньков магических светильников, вставленных в крепления на стенах. Магическое пламя извивалось под порывами несуществующего ветра, отчего тени людей, входящих в комнату, тотчас же начинали свой танец. Убранство комнаты составлял плотно сбитый резной дубовый стол, и несколько стульев, расставленных около него. Больше ничего не было, если, конечно же, не считать за убранство различные инструменты пыток, аккуратно поставленные у стены, да висящие на стены кандалы. Впрочем, ржавчина, покрывавшая цепь, как бы намекала, что изделие просто элемент интерьера и давно не используется.
Жрец вошел в камеру, кутаясь в плащ, пытаясь так защититься от холода, царившего в этих казематах. Каково приходится местным заключенным, обходящимся только рубахой да штанами, лучше было вообще не думать. Холод усугубляла сырость, царившая на нижних подвалах тюрьмы. Скорее всего, в спешке строители не учли близость грунтовых вод к поверхности, и результатом этого стали покрытые влагой холодные камни стен, да лужи на полу.
Все места за столом, кроме одного, видимо предназначенного именно для Граса, были заняты. Трое сидящих за столом людей, повернувшихся в сторону входящего, были похожи словно близнецы – такими их делали три белые фарфоровые маски, скрывающие лица. Увидев, что вошедший -  их собрат по Церкви, все трое поспешно стянули маски и встали со своих мест. Старик, дородный мужчина, разменявший четвертый десяток, и совсем юный парнишка.
Три лица, совершенно разных, но неуловимо схожие какой-то чертой лица. Все священники имеют что-то, благодаря чему любой человек, взглянувший в их лица, сразу понимал, что перед ним слуги Церкви. Кто-то называл это печатью Тенсеса, другие – божественным покровительством. Жрец же считал, что это – бремя грехов.  Многие священники, несмотря на свое призвание – исцелять людей и помогать советом в трудных ситуации, повидали за свою жизнь ужасов больше, чем иной некромант.
Перед смертью, будь то старый человек, окруженный родными, что умирает в теплой постели, или безымянный солдат, умирающий на поле боя, - каждый стремится получить прощение. И жрец не может отказать никому в этом желании – воля умирающего свята, каким бы человеком он не был при жизни. На грани между жизнью и смертью нет места лжи, и священникам, подчас, приходится выслушивать признания в ужасных вещах.
Слуги Церкви вынуждены ходить вместе с воинскими отрядами, помогая им зачищать логовища темных тварей и капища демонопоклонников. Глазам многих таких команд предстают ужасные зрелища растерзанных, изуверски замученных, и принесенных в жертву людей.
Во время эпидемий. Жрецы остаются практически единственной надеждой простых людей на излечение. Но всех сил церковников может не хватить, и тогда появляются «чумные кварталы», а дым погребальных костров протягивает свои черные длинные хвосты к равнодушным небесам.
В жизни жреца нет места слабости. Только сильные духом могут выполнить свой долг несмотря ни на что. И сейчас на человека, вошедшего в камеру, смотрели три пары глаз.
Закрытые бельмами некогда голубые глаза худого старика незряче уставились на пришедшего.  Многие, встретив такого старика, расположившегося на ступенях  церкви, посчитали его обычным юродивым, что прибиваются к богоугодным заведениям в поисках крова, и были бы не правы. Тяжелый золотой крест, выглядывающий из-под серой мантии  старца, указывал на его высокий статус в церковной иерархии.
Пустые серые глаза толстого монаха, чье лицо лоснилось в колеблющемся свете факелов, безразлично смотрели на жреца, вставшего у двери. Казалось, этого человека больше интересуют детали будущего ужина, нежели стоящий перед ним человек. Но именно таких людей, ,способных ничем не выдавать свои истинные чувства, держать их глубоко в себе, и брали в дознаватели. Умные и неподкупные, зачастую фанатики своего дела, они следили за чистотой веры. Многие были сожжены на кострах именно благодаря усилиям подобных людей. Их боялись и ненавидели, но только благодаря их усилиям ересь демонопоклончества не поглотила города и веси Лиги.
Шустрый взгляд зеленых глаз молодого парня, назначенного в эту комиссию писарем, о чем свидетельствовала книга с неисписанными листами, лежащая перед ним на столе, а также чернильница, свисающая на цепочке с его тощей незагорелой шеи, с любопытством пробежал по жрецу, затем переместился на старика, словно ожидая от того каких-нибудь объяснений.
- Брат Грас прибыл по вашей просьбе, святой отец. – Торжественным голосом проговорил слуга, сопровождавший жреца, сгибаясь в поклоне
- Благодарю, Ильм. Будь так добр, позови стражей, – сказал старик скрипучим голосом, – а вас, достопочтимый собрат, я попрошу приблизиться и занять место за нашим столом. Позвольте представиться, я – аббат Филарет, настоятель монастыря в Снегирях. А это мои  помощники: инквизитор Мельд  и писарь Йохим.
Толстяк, в ответ на приветствие Граса, резко кивнул. Писарь же, встал из-за стола и отвесил глубокий поклон, прижав правую руку к груди, выражая свое почтение, после чего сел, и вновь с любопытством уставился на жреца.
- Благодарю вас, святой отец, за приглашение. Я крайне польщен, но позвольте узнать – по какому поводу?
- Ах, вы, молодые, вечно куда-то торопитесь – покачал головой аббат. – Но я понимаю, ведь жрец не будет без повода удаляться так далеко от родных стен и своей паствы, а вы проделали большой путь. Я с радостью выслушаю ваш рассказ, и помогу решить возникшие у вас проблемы. Если то будет в моих силах, конечно же... Но, только после того, как вы поможете нам.
- Какая же помощь нужна достопочтимому настоятелю?
- Поверьте, самая малость, - улыбка тронула бледные губы старика. – Вы должны помочь нам в допросе двух особ, обвиняемых в преступлении.  О, у вас появился вопрос? - спросил старик, нисколько не ставя под сомнение этот факт.
Для Граса это стало неожиданностью. Как мог слепой  узнать, что его собеседник хочет что-то спросить? Ведь лица, его мимики, старик увидеть просто не мог. Но старик как-то угадал. Жрец, про себя решивший, что самым опасным в этой троице является дознаватель, сделал себе зарубку держаться настороже – старик оказался не так прост, каким хотел казаться.
- Конечно, святой отец. Почему я? Ведь я не... хм... дознаватель, и опыта в допросах у меня практически нет.
-  Верно, сын мой. Но, как только вы пересекли границу нашего города, в Церковь сразу же пришло донесение со слепком вашей ауры. И, спустя некоторое время, вместе с вашим досье уже лежало на моем столе.
Понимаете ли, в чем дело, мы находимся в крайне затруднительном положении. Фигуранты данного дела  - не последние фигуры в нашем городе, поэтому чтобы они не смогли обвинить Церковь в сфабрикованном обвинении, нам нужен сторонний человек, совершенно не заинтересованный в том или ином исходе дела.  Вы идеально нам подходите. Нездешний, с хорошей репутацией, что еще? Даже этого должно хватить, чтобы горячие головы не решились кричать об очередном заговоре Церкви.
- Заговор Церкви?
- Идет война, конца которой не предвидится. Сотни ушли на Святую землю и не вернулись. Конечно, логично обвинить в их гибели именно нас. Ведь именно за храм Тенсеса мы ведем войну с Империей. Простому люду, не способному отрешиться от мирских проблем, не понятны наши намеренья. Они не понимают, какую пользу может принести контроль над Храмом. Не понимают, что это приблизит окончание войны. Приблизит победу. –  старик тяжело вздохнул – Но мы уклонились от темы. Нам стало известно, что кто-то мутит воду в городе, его конечные цели не ясны, но один факт неоспорим – делается все для того, чтобы дискредитировать Церковь. И попытка фальсификации обвинения против видной фигуры городского совета - идеальный повод для подрыва нашей репутации.
- Но я сам служитель Церкви.
- Все судьи наши братья по Церкви. Пусть и занимают посты в различных ее отделениях. Поэтому ваше участие будет принято спокойно и не даст повода провокаторам, что моментально подняли бы головы, стоило бы нам выбрать кого-нибудь из моего окружения.
- Хм. Но что же сотворили обвиняемые, что их будет судить Церковный суд?
- Они обвиняются в преступлении против веры. Поэтому судить имеет право только церковь и никто иной. Даже Совет наместников не в праве оспаривать приговоры, вынесенные по этой статье.– неожиданно заговорил инквизитор. -  Хотя Сыскной приказ просит предоставлять доказательства вины обвиняемых.
- Благодарю за разъяснения, - поколебавшись, ответил жрец, - надеюсь, мой вклад в ведение дела окажется полезным.
- Я тоже надеюсь. Даже более того - почему-то я в этом уверен. раз ваше согласие получено, то прошу вас садиться. – Настоятель кивнул в сторону свободного стула. Затем повернулся в сторону служки. – Иохим, заполни пожалуйста документы.
Писарь соскочил со стула и, протянув жрецу фарфоровую маску, и уселся обратно, сразу же склонившись над бумагой, старательно выводя строчки. Грас, сразу же надел маску на лицо, проверяя, нормально ли она будет сидеть. Впрочем снять маску не удалось – в коридоре раздались приближающиеся крики, и другие члены комиссии тоже водрузили маски на полагающиеся им места.
Тонкий женский голос умоляюще просил о чем-то. Но о чем расслышать не удавалось – зычный голос стража, выкрикивающего проклятия, постоянно перекрывал неразборчивые мольбы.
Дверь отворилась, и в комнату ввалилась женщина, в серых суконных рубахе и штанах. На худых и бледных запястьях и щиколотках были закреплены оковы из серого пористого металла. Лицо женщины закрывали грязные спутанные лохмы серебристо-белого света. Жрец они вначале показались седыми, но позже он осознал свою ошибку.
Охранник, вошедший в камеру вслед за заключенной, поклонился коллегии церковников, а затем намотал волосы заключенной на кулак и потянул вверх, заставляя женщину встать на ноги. Та закричала, но почти сразу же замолкла, закашлялась, словно подавившись своим воплем. Да и какой был смысл кричать – никто не услышит. Охранник, не обращая никакого внимания на состояние узницы, подтащил ее к столу, за которым восседала судейская комиссия.
Грас, взглянув в измученное лицо женщины, покрытое разводами грязи, и украшенное синяками и кровоподтеками, заметил дорожки от слез, что щедро испещрили ее худые щеки. Хотя могло и показаться – волосы то и дело закрывали лицо, поэтому определить возраст обвиняемой было невозможно. Те участки тела, что были видны из-под одежды, были скрыты под плотным слоем грязи, отчего кожа заключенной приняла землисто-серый цвет.
Подойдя к столу, воин остановился и сделал шаг в сторону,  женщина сразу же рухнула на пол, свернувшись клубком, прижав к телу руки и ноги. Ее тело била дрожь.
- Встать на колени перед святыми отцами, шлюха! – стражник,  ухватив женщину за волосы, заставил ее принять сидячее положение.
- Ты нас слышишь? – спросил толстый инквизитор, лениво развалившись на своем стуле. Всем своим видом он выражал презрение и безразличие к дальнейшей судьбе заключенной.
Женщина не ответила, за что получила очередной удар от своего конвоира. Заключенная дернулась, но рука стражника, ухватившая женщину за плечо, не дала той упасть на пол.
- Если ты будешь молчать, милочка, то в ход пойдут методы, чтобы развязать твой язык. И даже если бы твой язык был завязан узлом, то мы смогли бы его развязать. У нас богатый арсенал. – инквизитор указал рукой на столы стоящие у стены. На грубо сколоченных столешницах лежали пыточные приборы. Рядом стояла жаровня с тлеющими углями.
Женщина повернула голову и посмотрела на столы. Затем вновь обратила свой взор на священнослужителей и кивнула головой.
- Это знак согласия, или ты согласна со мной насчет ассортимента инструментов? – глумился инквизитор.
- Согласие. – прохрипели распухшие треснутые губы..
- Ты будешь отвечать на наши вопросы? – Лениво проговорил инквизитор, вытаскивая из кармана руку, с зажатым в ней платком, словно собираясь промокнуть лоб. Но, вспомнив, что на его лице маска, нервно дернул кистью, бросив скомканный кусок ткани  на стол.
- Да. – девушка подняла голову и руками, закованными в кандалы, откинула волосы со лба,  уставившись голубыми глазами на комиссию.
Грас поморщился. Сколько раз он видел подобное упрямое выражение на лицах тех, кого осудила церковь? Не счесть. Но все храбрецы  сразу теряли браваду, стоило им оказаться в кандалах, в какой-нибудь камере. Здесь же молодая девушка смогла не сломаться, но даже и сохранить некоторую силу духа, зная, что обвиняется в одном из самых страшных преступлений, за которое наказание одно – сожжение на костре. И не на быстром пламени, когда маги за несколько мгновений превращают человека в пепел, а на медленном – с долгой агонией, без шанса на то, что палач сжалится и заколет кинжалом, освободив душу.
Но заключение не прошло бесследно – девушку бил озноб, она часто сглатывала, а глаза ее лихорадочно блестели. Жрец часто видел подобное поведение у больных людей, и сейчас понимал, что без лечения эта заключенная долго не протянет. Холод и сырость катакомб только усугубляли ее положение. Если суд не состоится в ближайший день или два, то надобность в нем отпадет – заключенная сгорит от лихорадки.
Грас бросил взгляд по сторонам. Парнишка писец сидел, уткнувшись в дощечку,с закрепленной на ней бумагой, и что-то торопливо строчил, периодически окуная гусиное перо в чернильницу. От усердия малец даже высунул изо рта краешек языка. Аббат был неподвижен, словно статуя, а инквизитор лениво развалился на своем стуле, и легонько постукивал пальцами по столешнице.
Стражник, решив, что господа судьи чем-то недовольны, но, не понимая, чем именно, отвесил заключенной подзатыльник, просто так, чтоб неповадно было. Удар закованной в кольчугу руки был настолько силен, что девушка вновь упала на пол.
- Встать, мразь. – брызгая слюной, прорычал стражник. Девушка, не дожидаясь того, что ее поднимут насильно, поднялась сама.
Некоторое время все молчали. По традиции, первый вопрос должен был задать в старшей группе, но слепой старец молчал, а инквизитор не решался форсировать события. Девушка же, по мере того как молчания затягивалась, проявляла все большее беспокойство.
Наконец раздался голос настоятеля:
- Отроковица, ты знаешь – в чем твоя вина? – тихо прозвучал надтреснутый голос старика.
Девушка в ответ лишь покачала головой. Грас, зная о том, что старик незрячий, хотел подсказать ему об ответе заключенной, но тот в очередной раз удивил жреца:
- Ну, раз ты не знаешь, то в таком случае я тебе расскажу. Двенадцатого числа месяца Сева, нам поступила информация о том, что в подвале таверны «Боров и утка» состоится собрание членов ложи демонопоклонников. В назначенное время к таверне направилась группа наших братьев при поддержке отряда гвардии, расквартированной в городе. Ворвавшись в таверну, группа, разделилась: жрецы бросились в подвал церкви, а стражники начали задерживать всех присутствующих. Ты была задержана среди прочих. Причем оказала сопротивление и повредила стулом руку одному из гвардейцев.
- Я испугалась! – возмущенно вскинулась девушка, но сразу же вжала голову в плечи, ожидая удара, который не заставил себя ждать. Стражник в этот раз даже не командовал девушке – та поднялась сама.
- Стоит ли истинному чаду Церкви бояться ее внимания? – вклинился инквизитор. – Разве Церковь создана не для того, чтобы помогать людям в их благих делах? Человеку, что чист пред тенсесом, не стоит бояться его сиренных слуг.
- Я подумала, что меня хотят изнасиловать.
- Неужели? – язвительно  спросил инквизитор. – Прямо в таверне вас хотели изнасиловать гвардейцы, на чьих сюрко был изображен крест Церкви? Сия хула на церковь будет наказана!
- Я… Я пришла к клиенту… - пряча глаза, пробормотала девушка.
- Презренна! Ты суть само вместилище греха! Ты… Грязная шлюха. Да одно твое присутствие оскверняет это помещение, оскорбляя присутствующих святых братьев! – гневно прокричал инквизитор, вскакивая со стула и размахивая кулаком, с зажатым в нем платком. Впрочем, размахивал рукой он аккуратно – не задел ни жреца, ни настоятеля. Писец оторвался от ведения допроса и уставился на  инквизитора. Тот, заметив внимания к себе со стороны, рявкнул «пиши давай», и упал обратно на свое место, принявшись обмахиваться платком..
- Брат… - укоризненно произнес настоятель.
- Извиняюсь,  святой отец. Греховность сей девы потрясла меня. – извинился инквизитор, воплощая собой бастион спокойствия в этом бренном мире. Грас подумал, что в дознавателе умер отличный актер, мало кто мог так правдоподобно изображать эмоции.
- Почему ты посмела нарушить указ о том, что торгующим своим телом нельзя появляться в общественных местах для оказания услуг?
Девушка сидела, сгорбившись, и свесив голову, пряча лицо за спутанными прядями волос..
- Мерзость какая, – продолжил настоятель, -  душу живую как животное какое-то продают. Еще как на скот тавро ставят. Имеешь ли ты клеймо на теле своем?
Девушка молчала, никак не отреагировав на вопрос. Инквизитор кашлянул, привлекая внимание стражника, и сделал рукой какой-то жест. Стражник непонимающе глядел на инквизитора. Поэтому толстяку пришлось стукнуть кулаком по столу. Этот намек стражник понял и, размахнувшись, обрушил свой кулак на затылок девушки. Ту снесло со стула, словно пушинку порывом ветра. Грас опешил от такого поворота дела, и похоже не только он. Писец очумело переводил взгляд со стража на инквизитора.
- Идиот! Ты что сделал? – зашипел Мельд. Сорвав маску, он кинул ее в стража. – Как нам ее сейчас допрашивать?
- А я что? Все сделал, как ваша светлость приказала.
- О, Тенсес, за что мне такое наказание? – закатил глаза толстяк. Стражник вытянулся в струнку и уперся взглядом в стену, лишь его кадык нервно ходил вверх-книз. – Ты убил ее, оставив нас без информации. А это, знаешь ли, попахивает саботажем.
- Ваша светлость… что вы. Я бы… да ни за что… - забормотал стражник. Его челюсть затряслась, а кольчуга мелко зазвенела. Стражнику было страшно, ведь еще минуту назад он был верным чадом Церкви и его не думали ни в чем подозревать. Сейчас же у него появился шанс занять одну из пустующих камер, по обвинению в подрыве церковного расследования. И этот факт не способствовал его спокойствию.
- Да? – подозрительно спросил инквизитор, пристально разглядывая стража. Тот замер, словно грызун пред приготовившейся к броску змеей.
Разрядил обстановку настоятель. Постучав пальцем по столу, он привлек к себе внимание.
- Брат Мельд, страж поступил по недоразумению. И будет наказан. – инквизитор склонил голову в знак согласия с решением. – Страж, ты свободен. Возвращайся в казармы. О твоем проступке будет доложено начальнику тюрьмы. Наказание изберет он. Не забудь доставить заключенную в ее камеру.
Повеселевший стражник, глухо бухнув кулаком по стальному нагруднику, и забросив бессознательную девушку на плечо, покинул келью.
Когда дверь закрылась, настоятель снял маску с лица и помассировал опухшие веки.
- Демон знает что такое. – пробормотал инквизитор, вытерев-таки лоб платком. – Работать совершенно невозможно с такими растяпами. Вечно найдут, как бы запороть дело.
- Он простой человек. Людям свойственно ошибаться. – сделал попытку защитить стража Грас.
- Не спорю. – инквизитор скривился. -  Однако ж это показушное усердие все портит. Я-то думал, что он ее слегка припугнет, но он решил выслужиться, едва не выбив искру из ее тела. Таким дровосеками работать надо – пользы больше.
- Скоро она придет в сознание?
- Без понятия, ваша светлость.– пожал плечами инквизитор.
- Понятно. Брат Грас, мне неудобно вас просить, но все же – не могли бы вы пройти с Йохимом и проверить состояние заключенной? Чем меньше мы будем тянуть с этим делом, тем лучше.
Грас стянул маску, и поднялся из-за стола. Парнишка-писец уже стоял у открытой двери.